— Изложено примитивно, но в общих чертах верно, — согласился Моран. — Так вот, после первого успешного применения «изменника» кое-кому захотелось, как говорят гномы, копнуть поглубже. Настой все же имел множество недостатков: сложен в приготовлении, нестабилен, требовал подбора индивидуальной дозы. Вдобавок были случаи, когда у «измененных» внезапно возвращалась память — и даже с жертвами среди, гм, персонала. И наш «кое-кто» захотел справиться с препятствиями лихим обходным маневром — начать работу с чистого листа.
Слова, вроде бы достаточно простые и понятые, никак не желали складываться в цельную картинку. Я тупо смотрела на Морана, не понимая, о чем он говорит, и отчего-то не желая задавать прямой вопрос, потому что смутно догадывалась, насколько чудовищным окажется ответ.
— Дети, — медленно произнес Винсент. — Вы взяли наших детей.
— В основном — купили, — сказал эльф. — После заключения перемирия обе стороны оказались далеко не в лучшей форме. Разумеется, эти воспитанники стали более ценным ресурсом, чем простые «измененные», для них была составлена особая программа подготовки. Полный цикл изначально рассчитывался на пятнадцать лет, на практике первая группа достигла готовности уже через десять-двенадцать. И осталась лишь одна проблема — перемирие, успевшее стать миром.
Шлепшлепшлеп-тук.
Она подобралась почти на десять футов и все-таки решилась напасть. В этот раз — прямо и бесхитростно, сделав ставку лишь на скорость атаки.
Только вот маленький каучуковый мячик оказался еще быстрее.
Даже получив удар в лоб, упала она не сразу. Заплетающимся шагом прошла еще несколько футов и лишь затем осела на пол, плавно и мягко, словно марионетка, у которой разом обрезали все нити. Обычный с виду ребенок, улыбающийся во сне чему-то светлому и радостному.
— Что, — монах кашлянул, потер горло, — что ты собрался сделать с ней?
— Расспросить, — в это было сложно, почти невозможно поверить, но в голосе Морана явственно слышалась печаль. — И позволить умереть. Психика «оборотней» необратимо изменена, они неспособны интегрироваться в общество, любое. Соответствующие опыты проводились, результаты однозначны.
Брат Винсент, сделав шаг вперед, поднял выпавший из руки «ласки» орочий кинжал и, выпрямившись, нацелил острия клинков точно в лицо Морану.
— Я не позволю тебе забрать ее.
— Жаль, — отозвался эльф и, наклонившись, подобрал свой каучуковый мячик. — Очень жаль.
В которой инспектор Грин не может вернуться с небес на землю.
Карета подкатила к «Четырем банкам» одновременно с тучей — и первые капли дождя забарабанили по мостовой как раз в тот миг, когда я схватилась за дверной молоток. Стучать, как я и ожидала, пришлось долго. Зато когда дверь все-таки распахнулась, за ней стоял не только полусонный банковский сторож, но и лейтенант О'Шиннах — в парадной форме, дразняще-восхитительно пахнущий свежезаваренным кофе и «морскими» духами.
— Полковника нет на месте, а я непременно решил дождаться и вот… увидел в окно ваш экипаж и решил спуститься.
— И очень кстати. Расплатитесь с брумом и помогите достать груз.
— Груз? Какой еще груз?
— Увидите! — пообещала я, заглядывая за угол. В здешней корзинке для зонтов почти всегда сиротливо торчали несколько забытых посетителями экземпляров, и сегодняшняя ночь исключением не стала. Более того, среди вульгарно-красочных шелковых игрушек купеческих содержанок нашелся один джентльменский атрибут классического черного цвета. Прекрасный зонт, с ручкой из бамбука, увенчанной изящным янтарным набалдашником, с пружинной кнопкой для открывания…
…нажав которую, я едва не улетела. В самом прямом смысле слова — окажись зонт еще шире, и ветер поднял бы меня в небо без всякого кейворита. Пока же я сумела устоять на ногах — и, выставив зонт перед собой на манер щита, принялась проталкиваться сквозь затвердевший воздух вниз по ступенькам.
— Однако, инспектор…
Увидев скрючившегося на полу кареты брата Винсента, лейтенант восхищенно присвистнул.
— Великий Лес, как вы в таких случаях говорите. Вот уж не думал, что доведется увидеть нашего монаха в таком виде. Он попал под локомобиль или вызвал на дуэль роту горных троллей?
— Подрался с Мораном.
— О! — лейтенант нахмурился и вновь принялся разглядывать монаха, теперь — с куда более обеспокоенным видом.
— Похоже, я пропустил бой века.
Я попыталась представить, как могла бы выглядеть схватка Морана и Винсента для человека. Танец двух темных фигур на границе света и тьмы, то застывающих в нелепых позах, то превращающихся в размытых скоростью много-руко-ногих чудищ.
— Не стоит сожаления, поверьте. Это было совершенно не… — я запнулась, подбирая нужное слово, — зрелищно.
— Что ж, поверю, хоть и с трудом. А сейчас, — О'Шиннах встал на подножку и, примерившись, осторожно подхватил монаха под руку, — уф… надо будет сказать, чтобы он завязывал с пончиками… когда очнется и… ай! — выпавшая из-под домино картина стукнулась уголком рамы о носок лейтенантского сапога, — ой-о-о! Что за…
— Моран обещал, — я подобрала злосчастный холст, убирая его из пределов досягаемости пострадавшей конечности, — что брат Винсент придет в сознание не позже чем к утру.
— Хорошо бы, — пропыхтел Аллан. — А больше Моран вам ничего не сказал?
— Как раз это я и собиралась доложить полковнику, — начала я. — Мы допросили Хомяка…
Честнее было бы сказать: «мы его нашли»: в комнате на втором этаже, в компании трех жутко изрезанных мертвецов, привязанным к стулу, с кляпом во рту, мокрыми штанами… с почти что помутившимся от ужаса рассудком. «Ласка» оставила его то ли для своего хозяина, то ли в качестве самой «вкусной» последней жертвы.