Лейтенант оказался прав — у моста и впрямь притулился к скале домик обходчика. Неказистый с виду, он был выстроен со все той же гномской основательностью. И в нем имелись крепкие стены, печка, горячий отвар из горных трав и широкий лежак. А главное: целая гора восхитительно теплой и мягкой овчины, в которую можно зарыться, прислушаться к разочарованному вою ветра за окном и, наконец, отпустить себя — на все полтора с довеском часа, которые, по словам хозяина домика, оставались до прохода утреннего экспресса из Гленума.
Когда же проводник экспресса — слегка побелевший при виде жетона Ночной Гвардии — распахнул перед нами дверь пустующего купе первого класса, я решила, что холодная полоса в моей жизни наконец-то закончилась! Для полного счастья мне сейчас не хватало лишь ванны и комплекта чистой одежды. Но хотя бы я смогла выспа-а-аться…
— Не нравится мне этот комитет по встрече. — О'Шиннах отодвинул занавеску, настороженно глядя на приближающийся перрон. Сонно качнувшись к окну, я в первый момент даже не сообразила, что именно насторожило напарника. Обычная утренняя вокзальная суета: «чистой» публики мало, зато прямо по рельсам, ловко просачиваясь между и под вагонами, носится стайка мальчишек-газетчиков. Сверху на них снисходительно поглядывают носильщики, в темно-синих фартуках, с начищенными до блеска номерными бляхами, а также ничуть не менее обязательной бородой. Впрочем, и на них есть кому взглянуть сверху вниз: в начале перрона стоят наготове фургоны королевской почты, чьи возчики могут щегольнуть доброй полудюжиной вензелей — от сумок до фуражек. Ну и вокзальная стража бдит, как и положено.
Неправильность происходящего я осознала, лишь когда из клубов пара показался восьмой по счету синий форменный плащ. Стражников было слишком уж много, причем большая часть — в покатых касках городской полиции, а не «паровозных» шапках железнодорожной. Когда же я углядела у выхода рябиновую гроздь армейских мундиров, поднявшееся настроение испортилось окончательно.
Правда, оставалась еще слабая надежда, что военные и стражники появились из-за какого-то ценного груза, но…
— Считаешь, это как-то связано с нашими делами?
— Полагаю, это как-то связано с большими неприятностями, — ответил Аллан. — А источник больших неприятностей последнее время… у вас есть медь?
— Медь?
— Мелочь, мелкая монета, гроши! — О'Шиннах был явно раздражен моей непонятливостью. — Свой кошель я вытряс утром в доме обходчика, он упорно не хотел брать серебро, бормотал, что в горах оно ему без надобности.
— А-а…
Я торопливо зашарила по карманам. Кошелька не было… и адреналиновый выброс от осознания этого факта помог мне проснуться окончательно. Прояснившаяся голова тут же услужливо подсказала: одна взбалмошная эльфийка попросту забыла переложить ценный предмет в суматошной спешке последнего ночного переодевания.
— К сожалению, лейтенант, у меня… — в этот миг пальцы нащупали в складках брючного кармана нечто маленькое и круглое, — вот!
«Вот», правда, оказалось не медью, а бронзовым трехгрошом «новообразцовой» чеканки. Аллан выхватил ее и щелкнул задвижкой окна.
— Эй ты… что у тебя за газеты?!
— «Первая чашка», мистер, — подскочил к вагону запыхавшийся мальчуган, — все сам-свежее, с пылу-жару! Еще «Новости с Холма», «Независимая» и «Час… чар… чартэмские новости»…
— Берите «Независимую», — подсказала я. — Они всегда печатают на предпоследней странице сводку из комиссариата.
— Давай «Холм», — О'Шиннах кинул монетку, повернулся ко мне и, переждав лязг сцепок, объяснил: — Нужные нам новости будут на первой полосе.
Любопытство грызло меня, словно голодная белка, но вырывать газету из рук лейтенанта я все же не стала — как и пытаться подглядеть. Вместо этого я опустилась на диван и закрыла глаза.
Стальной зверь лязгнул снова, передвинувшись на пару ярдов и остановился, тяжело выдохнув напоследок. Гомон за окном стал отчетливей, его прорезал звон колокольчика, извещая пассажиров о возможности покинуть поезд… тяжело прошагал мимо гном из «черной» бригады, «благоухая» тавотом и горячим железом, жалобно тявкнула собачонка на руках у дамы, размеренно заскрипел повозкой носильщик… а вот человек напротив зашуршал бумагой. У «Новостей с Холма» хорошая плотная бумага и краска на основе льняного масла. Еще можно уловить горячую свинцовую ноту, значит, газета и впрямь совсем недавно покинула типографский пресс. И опять прошелестела страница… что-то не выходит у Аллана найти «нужную нам новость».
— Дайте мне! — не выдержала я, когда лейтенант начал просматривать газету по второму разу.
— Не тратьте зря время, — буркнул О'Шиннах. — Похоже, нужную нам новость забыли напечатать… и вообще, нам пора выходить!
Я все же не удержалась и, выходя, сцапала со столика брошенную лейтенантом газету. На первой полосе и впрямь не было ничего подходящего… и на второй тоже, а вот на третьей…
— Инспектор! — лейтенант ткнул пальцем вверх, привлекая мое внимание к часам на столбе. Лучше бы он этого не делал: на массивной цепи висел подлинный шедевр технофетишизма, — в стеклянном корпусе, бесстыдно обнажившем кучу шестеренок, втулок, пружин, колесиков, роликов и прочих рычагов с муфтами. Подобный дизайн наверняка вызывает буйный восторг у гномов и приступ тошноты у представителей иных рас, живо напоминая им вскрытый труп, зияющий потрохами из бронзы и стали. А ведь еще недавно Графтон-Герцогский вокзал считался одним из последних оплотов аранийской псевдоготики.